Н.М. Гальковский, Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси
Преосв. Макарий полагает, что под князем Константином следует разуметь Ярослава Святославича, умершего в 1129 г. Тризна – это обрядовая военная игра, бой, в применении к усопшим – поминки по нём военною игрою, битвой. Корневой смысл слова тризна такой: “тризна” – значило бой, поединок; “тризнище” – место боя. В старину тризной называли празднество, соединённое с военными потехами. Срезневский сравнивает тризну с русской радуницей. Корень слова тризна можно предполагать tri в значении побеждать, превосходить (в борьбе). В “толковании неудоб познаваемом в писаных речем”, в рукописи 1431 г., тризна изъясняется: “страдальство, подвиг”. Акад. Соболевский отмечает, что в Начальной летописи слово тризна употребляется в значении – погребальное состязание, погребальные игры. Глагол тризниться употребляется и в настоящее время (в Смоленской губ.) и означает – плохо, смутно различать предметы; выражение “в глазах тризнится” – равносильно выражениям: в глазах туман, предметы мелькают, двоятся – троятся. Этот глагол употребляется только в применениях к пьяным.
На основании свидетельств греческих и римских писателей можно установить, что среди славян существовал обычай сожигать мертвецов на костре, при чём жена умершего добровольно обрекала себя на смерть, чтобы быть сожжённою вместе с мужем; по покойникам совершались поминки с обильным употреблением вина. Несравненно значительнее показания арабских писателей, упоминавших о саклабах, сакалабах, русах. Под саклабами, сакалабами арабы разумели юго-западных и западных славян; иногда этим именем обозначались у них русское племя, может быть северное, новгородское, называемое “Начальной летописью” словенами. Русь, Ros, Rus – по всем признакам есть Русь славянская, славянские обитатели Черноморья, волжского и днепровского бассейнов. Ибн-Фодлан, бывший посланником ко двору болгарского царя около 920 г., оставил яркое описание похорон богатого руса. Он лично наблюдал эти похороны, кажется, в Булгарах, в нынешней Казанской губ. Бедных по свидетельству Ибн-Фодлана сожигали в небольшом судне или лодке. Похороны знатных обставлялись различными обрядами и церемониями. С умершим добровольно себя обрекал на смерть кто-нибудь из его девушек или мальчиков. Когда умер богатый рус, то одна из девушек изъявила желание умереть со своим господином. Когда всё было готово, с реки вытащили судно, принадлежавшее умершему, поставили его на подпоры; потом на судне поставили ложе (скамью), покрыли его ватными стёгаными одеялами, греческой золотой паволокой и подушкой из той же материи. Умершего вынули из могилы, где он находился до этого времени, одели в богатые одежды, посадили на приготовленное ложе, подпёрли подушками; вокруг умершего поставили крепкий напиток, положили плоды, благовонные травы, хлеб, мясо, лук; убили собаку двух лошадей, двух быков, курицу и петуха и всё это бросили в судно; оружие покойника положили близ него. Обрекшая себя на смерть девушка была после разных обрядов и церемоний убита подле покойника. Потом подожгли дрова: огонь охватил судно, и не прошло и часу, как корабль, костёр и девушка со своим господином – обратилась в пепел. На месте судна насыпали возвышение, подобное круглому холму, вставили в середину большое дерево, написали на нём имя умершего и имя русского царя и удалились. Ибн-Фодлан не говорит о жене руса, из чего можно заключить, что он был холост; в таком случае Ибн-Фодлан, может быть, видел соединение двух обрядов: брачного и погребального, чем и можно объяснить некоторые невяжущияся с похоронами подробности. Что русы, женили после смерти холостых покойников, об этом свидетельствует другой арабский писатель Масуди, Писавший в первой половине 10 века (от 20 или 30 до 50 годов 10 века по Р.Х.). Славяне, пишет он: разделяются на многие народы, некоторые из них суть христиане, между ними находятся также язычники, также солнцепоклонники… Большая часть их племён суть язычники, которые сожигают своих мертвецов и поклоняются им. Славяне и русы, пишет ниже Масуди сожигают своих мертвецов с их вьючным скотом, оружием и украшениями. Когда умирает мужчина, то сожигают с ним жена его живою; если же умирает женщина, то муж не сожигается; а если у них умирает холостой, то его женят по смерти. Обычай “посмертного венчания” сохранился до нашего времени на Руси. Наконец приведём свидетельство Ибн-Даста, писавшего около 30-х годов 10 столетия. “Когда умирает кто-либо из них (славян), они сожигают труп его; женщины их, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На следующий день по сожжении покойника, отправляются на место где оно происходило, собирают пепел и кладут его в урну, которую ставят затем на холме”. Чрез год на могиле устраивают поминки. Жены, особенно любившие своих мужей, собственноручно устраивали виселицу над трупом мужа и удавливались. Труп удавившейся бросали в огонь, где он и сгорал. “Когда умрёт у них кто либо из знатных, то выкапывают могилу в виде большого дома, кладут его туда и вместе с ним кладут в ту же могилу как одежду его, так и браслеты золотые, которые он носил; далее опускают туда множество съестных припасов, сосуды с напитками и чеканную монету. Наконец кладут в могилу живою и любимую жену покойника. Затем отверстие могилы закладывается, и жена уминает в заключении”.
Свидетельство Ибн-Даста драгоценно для нас в том отношении, что обычаи, отмеченные им, подтверждаются русскими источниками. Способ выражать скорбь царапаньем ножом рук и лица – это очевидно “кожекроение” и “лицедрание” жития Константина Муромского. Обычай ставить урну с пеплом покойника на холм – это древний обычай, отмеченный “Повестью временных лет”. Что касается способа, каким жена предаёт себя смерти, т.е. удушению верёвкой, то необходимо иметь в виду, что повешение и удушение было обыкновенным способом приношения жертвы. Смерть чрез удушение и потопление, конечно, считалась впоследствии нечистой, языческой. Человек, умерший такою смертью, не подлежал христианскому погребению, как великий грешник; мало того: утопленника или удавленника по нашим народным взглядам вообще не следовало хоронить, а должно оставлять без всякого погребения. Против этого суеверия вооружились Серапион Владимирский и Максим Грек.
Свидетельство Ибн-Даста о совместном погребении живой жены с мёртвым мужем находит себе подтверждение в нашей народной былине о Потоке. Былина помнит, что некогда супругов хоронили вместе, но помнит это неясно, сбивчиво; смысл обычая потерян. Стараясь осмыслить его, былина повествует, что Поток и Авдотьюшка Лиховидьевна (Лебедь белая) заключили между собою условие пред венчанием, и “попы соборные” привели их в том к присяге: “Кто перво умреть, второму за ним живому в гроб идти”. Первою умерла Лиховидьевна, спустя полтора год после брака. Лиховидьевна была “еретица”, т.е. колдунья; повидимому её смерть была притворной или же вообще заключала в себе какую-то хитрость: “она мудрости искала над мужем своим”. Тело Лиховидьевны привезли на санях в церковь и поставили на паперти. “Вырыли могилу глубокую и великую, глубиною, шириною по двадцати сажень”; в этой могиле погребали тело Авдотьино. Туда же был опущен Михайло Поток с конём и сбруею ратною; могилу (погреб) заворочали потолком дубовым и засыпали песками желтыми. В полночь в могилу собрались гады змеиные, потом пришёл и большей огнедышащий змей, которого убил Поток и его головою стал мазать тело Авдотьино; от этого или от иной причины Лиховидьевна ожила, и обоих их вынули из могилы. А когда Поток живучи состарелся и преставился (умер), его похоронили и с ним зарыли в могилу живою жену его Авдотью Лиховидьевну. Былина заканчивается, хотя традиционным, но характерным и уместным стихом: “То старина, то и деянье”. Действительно, здесь сохранились многие старинные черты: погребение живой жены с умершим мужем, воин погребается с конём и оружием, покойника везут на санях. Под санями надобно разуметь сани в буквальном смысле. В первый раз живого Потока хоронят с Авдотьею; как известно, так не делали: живого мужа не хоронили с умершей женою. Былина отмечает, что этот случай был исключительным, следствие особого договора, который был скреплен присягой при посредстве соборных попов. Сани у нас действительно употреблялись для перевозки покойников. Так, в сказании о Борисе и Глебе в рукописи 14 века изображено перенесение тел св. Бориса и Глеба: св. Бориса несут на санях, а св. Глеба везут на санях же. Сани употреблялись для перевозки покойника, вероятно, потому, что они были раньше изобретены человеком, чем телега.
Итак, на основании различных свидетельств можно установить, что древнейшие русские славяне применяли к своим умершим сожжение и погребение. Вероятно, оба эти способа были взяты из видимой природы. Самым сильным и величественным явлением для первобытного человека было солнце. Множество форм языка и поэзии, множество древних мифов свидетельствуют, что в ежедневном движении солнца человек видел целую жизнь живого существа, подобие своей собственной: оно рождалось, быстро становилось юношей, затем мужем, исполненным сил; постепенно старело и, наконец, скрывалось за горизонт, умирало.” По воззрению племён приморских, солнце, окончив жизненный путь свой, сгорало и погружалось в море; у жителей равнин и гор – оно сжигалось и уходило в землю или за горы; то место на далёком западе, где скрылось оно, представлялось человеку обителью, которая ожидает его самого после смерти, куда прежде отошли его отцы, где они наслаждаются новою жизнию”. Наши летописи помнят и знают сожжение покойников, но при начале Русского государства преобладающей формой похоронного обряда – было погребение. Может быть, погребение распространилось у нас вследствие греческо-христианского влияния. Удобный сервис orituale.ru для проведения поминок в кафе
Лучшие металлоискатели обзор www.12talerov.ru.