Н.М. Гальковский, Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси
Русское язычество не имело строго выработанного культа; это зависело от образа жизни наших предков и от характера страны, занимаемой ими. Разбросанные небольшими родами и отдельными семьями среди полей, болот и непроходимых лесов, русские славяне естественно должны были обоготворять эту природу, подавлявшую человека своеобразным величием. С культом природы одновременно существовал культ предков, что вполне естественно при родовом быте, когда авторитет предков так велик. Религия нашего предка была в его душе, в его внутреннем настроении; вовне она выражалась в обрядности семейного характера, мало доступной и заметной взору постороннего наблюдателя. Это приложимо к сельским жителям. 0 жителях городов целиком этого нельзя сказать: как всегда, горожане развитее поселян; у горожанина ум всегда более систематизирован и дисциплинирован, чем у сельокого жителя, зато чувство природы значительно слабее. На этом основании полагаем, что русские язычники, насе-
[122]
лявшие города, имели более развитую догматическую сторону язычества и более развитой внешний культ. Доказательства этому мы видим в Начальной летописи: в Киеве на холме стояли идолы, которым приносили жертвы; были идолы и в Новгороде, но об идолах в других местах не упоминается. Необходимо принять во внимание, что хри-стианство могло с давних пор проникать в русские города, главным образом в Киев, при посредстве торговых и военных сношений с греками. Природная мягкость славян способствовала распространению христианства на Руси. Инициатива введения на Руси христианства, по изображению летописи, принадлежит лично князю Владимиру. Не отрицая великого значения деятельности равноапостольного князя, можно думать, что летоппсь освещает дело не достаточно полно. Мы знаем из той же летописи, что значительная часть дружины Игоря состояла из христиан; достаточно их было и при Святославе, мать которого св. Ольга была открытой христианкой. Сам Владимир сначала заявил себя ревностным язычником (ставил идолов), но потом открыто стал на сторону христианства. Гражданская власть, приняв твердое намерение признать христианство государственной религией, прежде всего нриступила к уничтожению идолов. По возвращении из Корсуня (в 988 г.), Владимир приказал ниспровергать кумиров, из которых одни были изрублены, а другие сожжены. Перуна привязали к конскому хвосту и волокли с горы по Боричеву, при чем двенадцать человек били его палками, а потом бросили в Днепр. „Плакахуся его невернии людье“, замечает летописец. Полагаем, что уничтожая идолов, Владимир руководился указаниями греческого духовенства, которое в данном случае давало князю совет на основании ветхозаветной заповеди уничтожать идолов 1). Потом Владимир всем без исключения некрещенным киевлянам приказал креститься, при чем отказ от крещения был личною неприятностью для князя, по словам Владимира: если кто на утро не явится на реку для крещения, тот „противен мне да будет“. Народ шел креститься с
1) Книга Числ 33, 52; Второзаконие 7, 5.
[123]
радостыо, как замечает летописец. Потом Владимир повелел рубить церкви и етавить их на тех местах, где раньше стояли кумиры 1). Через некоторое время после крещения Киева, было совершено крещение Новгорода. Распространение христианства шло постепенно. Можно думать, что к концу своей жизни Владимир успел окрестить всго славянскую Русь, кромф инородческой2).
Когда княз Владимир объявил в Киеве господствующей религией христианство, официальному язычеству в Киеве пришел конец. В других местах дело распространения христианства шло не так успешно, а в глуши лесов еще долгое время держались старые языческие предания и обряды. Вообще же неорганизованное язычество должно было быстро уступить христианству: наше язычество ничего не могло противопоставить стройной догматической стороне христианства, которая впрочем массой русского народа была воспринята слабо; нравственное же учение новой веры, исполненное любви и мира, находило легкий доступ к сердцу простодушного славянина. Что же касается внешней стороны христианства, обрядности, исполненной красоты и внутреннего значения, наши предки усваивали ее прежде всего, усваивали охотно, может быть и потому, что эта обрядность между прочим удовлетворяла не только религиозному, но и эстетическому чувству русского человека. Высказывая это положение, мы основываемся на свидетельстве Начальной летописи, из которой видно, что внешняя сторона христианского богослужения, т. е. красота храма, роскошь облачений, пение, „престоянье дьякон" поражала наших предков, весьма чутких ко всему прекрасному3).
Итак русское язычество не могло оказать христианству идейно-активного противодействия. Из этого еще не следует, что со введением у нас христианства исчезло всякое воспоминание о язычестве: удержалось многое, что связано с земледельческим или семейным бытом; удержались обряды, поверья, песни, игры. Не сразу была забыта и вера в древних богов, так сказать, догматическая сторона язычества.
1) Летопись по Лаврентьевск. списк. изд. 3, 1897 г. стр. 114—115.
2) Голубинский, Ист. рус. церк., 1, 1, стр. 172.
3) Летоп. по Лаврентьевск. списк. стр. 105.